1.
Рулетики с отварной спаржей из (а) подкопчённого лосося, (б) форели с/с с укропом и (в) бекона. Перевязаны полосками сыра чечил. Острые перчики, фаршированные сливочным сыром, сладкий перец. Сухое красное вино.

2.
Лосось подкопчённый, креветки с томатами и соусом коктейль, оливки-маслинки и помидорки черри; отварная брокколи с черри и острыми маринованными перчиками; саке.

3.
Форель с/с с укропом, свежий огурец, оливки-маслинки, каперсы, помидоры, тёртый дайкон, острые маринованные перчики, петрушка; сухое белое вино.

4.
Рапана черноморская обжаренная (слегка), спагетти неро, помидорки, пертушка; мисо-суп с водорослями Вакамэ (чука, ундария перистая); сухое белое вино.

5.
Люля-кебаб по-бакински из баранины с мятой (ЖВнЧСГ), печёная картошка, маринованные огурчики, острые маринованные перчики, черри, руккола; чёрный перечный соус (тайский); сётю.

6.
Щи из квашеной капусты с белыми грибами и сметаной; заварной ржаной хлеб.

«Бактериальная ржавая рыба жареный гриб»

. Д а, несмотря на дымы и сажу, на респиратор и забитый нос, я услышала восхитительный запах копчёного лосося, который невозможно спутать ни с чем другим. Я вспомнила Рождество, которое всегда отмечалось в нашей семье, вспомнила бабушку и маму, как они начинали готовиться к празднику заранее, дня за два. Они тогда перебирались в столовую и делали всё как полагается: украшали стены хвойными ветками, вырезали бумажные фонари и готовили. Бабушка неспешно раскатывала песочное тесто, замешанное на яблочном и вишнёвом соке, на меду и на корице, разрезала его ножом на вытянутые ромбы и не спеша раскладывала на вощёной бумаге, не забывая произвести на каждом печенье узор вилкой. Мама готовила вареники, и обязательно четырёх сортов – с вишней, с картофелем и луком, с творогом, с грибами; мама лепила их ловко, пальцы мелькали так быстро, что я никогда не успевала раскрыть секрет их конструирования.

Выключался свет и зажигались свечи, и все приготовление совершалось при их тёплом свете; обязательно топилась печь, причём для этого использовались обязательно настоящие поленья, ни в коем случае не торфяные брикеты и не эрцаз-дрова из опилок и не уголь – лишь настоящие дрова могут правильно трещать и издавать чудесный запах горелой берёсты.
[ Нажмите, чтобы прочитать ]
В это время бабушка и мама разговаривали только о двух вещах – о Деусу и о еде, остальные разговоры не приветствовались и даже возбранялись. Жизнь Деусу была трудна и безрадостна и ничем хорошим не кончилась, и я никак не могла понять, зачем каждый год бабушка упорно вспоминает события, случившиеся две тысячи лет назад? Но это было традицией, непонятной, неудобной, я ее не знала, а отец не одобрял, но в споры никогда не вступал, поскольку с традицией спорить и глупо, и бесполезно, и каждый год в самый разгар зимней стужи я слушала про Деусу. Я забиралась в пространство между печкой и стеной, так что с одной стороны блестели глазированные изумрудно-оранжевые изразцы, гладкие и тёплые, а с другой стена, пахнущая настоящим деревом, закрывала глаза и слушала, потому что после рассказов о нелёгкой доле непонятного и забытого Деусу всегда следовали рассказы про еду. Не про такую, какая у нас сейчас, а про настоящую, какую ещё застала моя бабушка.
Конечно же, они начинали со щей, каждый год они начинали со щей, с обсуждения блюда, которое в семье бабушки готовилось по традиционным рецептам. Я знала, что такое щи, однажды бабушка сварила их, получилось необычайно вкусно, но бабушка осталась недовольна, хотя и потратила на приготовление целый день. Некоторых ингредиентов, таких, как репа, солёные грибы, квашеная капуста и корень сельдерея, найти не удалось, отчего щи удались хотя и суточные, но совершенно не настоящие. А настоящие…
Бабушка закатывала глаза и рассказывала, какими были истинные суточные щи, как они поднимали с постели тяжело больных, вселяли в людей веру и просветляли разум; как бульон из правильных щей разливали по бутылкам и несколько его сквашивали, и в результате этой процедуры получался невероятно бодрящий и питательный напиток, его хранили на льду и пили в жаркие дни в обед. Бабушка открывала нам рецепт этого удивительного блюда и, едва рассказав про него, начинала рассказывать про пироги.
Пироги бабушка тоже пекла, их в нашей семье любили все, в том числе и отец, равнодушный к той, русской кухне. Обычные пирожки с ягодами, или с сыром, или с рубленым луком и яйцом, или пусть с простым рисом часто появлялись на нашем столе, но бабушка имела в виду другие пироги, те, былые, большие, которые возможно было удержать только двумя руками, бабушка научилась таким у своей бабушки, которая жила ещё в Архангельске. Пироги с налимьей печёнкой, жареным луком и раковыми шейками, кушанье, ныне утраченное навсегда. Да, налимью печень можно бы заменить печенью трески, но взять эту треску абсолютно негде, вся треска, обитавшая в море, была непригодна в пищу. Раковые шейки легко возмещались тигровыми креветками из садка, с луком никаких проблем, но без налимьей печёнки это теряло всякий смысл. А налимья печёнка в пироге с жареным луком получалась так хорошо, что многие, особенно те, кто пробовал эти пироги в первый раз, сильно прикусывали себе щёки, поэтому пироги эти следовало есть потихоньку, с раздумьями. И обязательно горячими, чтобы обжигаться кипящим соком.

Студень, блюдо, приводившее всех японцев в ужас, «русское мясное желе». Его надлежало делать неторопливо, без спеха, и не довольствоваться быстрым шестичасовым рецептом и ни в коем случае не осквернять ни желатином, ни агар-агаром – только двенадцать часов, только медленный огонь, а лук, петрушку и корень петрушки добавлять в самом конце, часа за полтора до готовности. Такого студня получается три глубоких чашки с ведра бульона, таким холодцом можно лечить больные суставы, с ним кости перестают скрипеть, становишься как новый.
Плов, который умел готовить мой прадедушка и рецепт которого был утерян в ходе исторических бурь и атомных вихрей. Плов, между прочим, целебное блюдо, и хотя бабушка не знала, как правильно его стряпать, она помнила несколько случаев на своем веку излечения от туберкулёза и менее грозных заболеваний посредством употребления этого плова.
Разварная говядина с картофелем и помидорами, томившаяся на медленном огне, – от одного её запаха отступали простудные заболевания.
Паштет из белых грибов и гусиной печени, настолько нежный и тонкий, что, попробовав его раз, человек понимал тщетность своего существования и начинал размышлять больше о вечном, нежели о телесном.
Бабушка рассказывала про солёные арбузы, которые слаще свежих и которые можно есть прямо с корками. Про удивительную бруснику, которую мочили с осени и доставали из погребов к первому льду, эту бруснику следовало есть с мёдом и толокном, и что слаще и вкуснее такой брусники ничего нет и не будет никогда, и в этом месте бабушка всегда смотрела на восток.
А потом приходил отец и всегда приносил большущую копчёную горбушу. Каждый год. Со службы, ему там полагалось – зимой рыба, а летом утка, дополнение к обязательному продуктовому пайку.
Рыба подвешивалась в столовой, в прохладном углу, там, где обычно хранился лук в связках и сушёные пряные травы, и пахла на весь дом. После того как появлялась горбуша, меня из столовой было не выгнать, я крутилась вокруг неё, нюхала, обливалась слюной, вздыхала и, наверное, слишком громко скрежетала зубами, так что отец в конце концов не выдерживал и начинал смеяться, а отсмеявшись, отрезал у рыбины брюшки, причем всегда отрезал широко. Он со смехом швырял мне длинную рыбью ленту, а я с урчанием, как кошка, стащившая мясо, спешила за печку и жевала там эти брюшки, высасывая из них пахучий рыбий жир и выбирая мясо, так что, когда на следующий день рыбу подавали уже к столу, я знала её вкус и вела себя прилично. И сейчас, услышав этот запах, я вспомнила дом и зиму. Я люблю зиму гораздо больше, чем лето, это странно. В том смысле, что…
Я вернулась к реальности. Я вспомнила бабушку и маму, наш дом и нашу кухню, и люстру, и деревянную мебель, запах копчёной рыбы, вспыхнула память, и на несколько мгновений я потерялась, погрузившись в уютное пространство своего счастливого детства. С яблоками. Пироги с яблоками были самыми вкусными.

(Эдуард Веркин, «Остров Сахалин»)

По материалам phd-paul-lector.livejournal.com

Несколько лет назад случилось мне ехать автобусом из святого города Бней-Брака. Внимание мое привлек плакат, адресованный дамам и девушкам религиозного сословия. Текст был до того хорош, что я тут же перевела этот шедевр административной лирики на русский:

Скромной будь в любой сезон!

Не правда ли, мило? Похоже на раннесоветские агитки в духе Ильфа и Петрова: «Дома грязь, помои, клоп – здесь борщи и эскалоп! Дома сырость, корки, тлен – эскалоп здесь африкен!»

В самом ли деле иудейки – дочери Царя – не гонятся за модой? Если бы это было так, сегодня замужние женщины восточно-европейского пошива были бы одеты, как и двести лет назад. На бритой голове носили бы шлеер из тонкой кисеи, завязанный на затылке (длинные концы, украшенные кружевами, свисают вдоль спины). Поверх шлеера – бинды, ленты, закрывающие уши, с привязанными к ним застеганными подушечками, вышитыми жемчугом, по три с каждой стороны. Под биндами – серьги, над биндами – еще один платок, закрывающий лоб, но оставляющий открытой макушку со шлеером. Вы еще не устали? Так вот: поверх всего этого, для пущей скромности, парчовая шапка, отороченная лисою. А на шею – широкий парчовый стеганый галстук-галебанд, зимой и летом. Поверх галебанда – нитки жемчуга и золотые цепи. Одежда тоже отличалась многослойностью. Перво-наперво – нательная рубашка. К ней пришивались широкие цветастые рукава, собранные у кистей рук. Поверх рубашки – парчовый корсет, распущенный на груди. Затем юбка и фартук, чулки и башмаки без задников, но на высоких деревянных каблуках.

Стиль одежды религиозной женщины не определяется только лишь ее личным вкусом. Как правило, это результат выбора целой общины. Если в синагоге одна женщина «выбивается из стиля», она привлекает к себе повышенное внимание, а это нескромно. В городском саду Бней-Брака, где я часто гуляю с детьми, ежедневно тусуется компания молодых женщин, щебечущих между собой по-французски. Все они носят однотипные черные береты в стиле ретро и темную, довольно узкую одежду. Лично мне эта компания почему-то напоминает довоенную Европу и антисемитку Коко Шанель с ее пресловутым «маленьким и черненьким». Но наши француженки платье носят хоть и черненькое, но длинненькое – как того требуют законы еврейской скромности. Noblesse oblige, как говорят у них в Париже.

Кстати, о законах скромности. До недавнего времени у раввинов не было нужды закреплять при помощи алахических постановлений то, что считалось само собой разумеющимся правилом поведения. Мир резко переменился в 60-е годы ХХ века, когда возникла одежда топлес, мини-юбки стали массовой модой, а феминистки вышли на улицы европейских городов, чтобы швырнуть надоевшие лифчики к ногам изумленных прохожих.

Именно в 60-е годы появилась еврейская религиозная контрмода. Со временем она распалась на разновидности и стили, но у «харедим» (ультраортодоксов) принят консенсус относительно некоторых стандартов одежды. Локти, колени, ключицы должны быть закрыты. Волосы спрятаны полностью. Не допускается слишком обтягивающая или прозрачная одежда. Слишком высокие каблуки, яркая косметика и длинные серьги считаются вульгарными. В целом ультраортодоксальная улица выглядит солидно-дорого, по сравнению с чуть более романтической и вольной религиозно-сионистской. Попытаюсь описать некоторые стили, принятые в религиозном мире. Итак, вперед – по улицам Бней-Брака.

Стиль «Моя партийная броня»

Израильская религиозная мода

Строгий европейский костюм – юбка и двубортный пиджак из плотной ткани. На бывшей родине так одевались школьные училки и инструкторши райкомов партии. Но жительницы Бней-Брака никогда не видели советских училок и теток из райкома, поэтому «партийная броня» не вызывает у них постсоветской брезгливости. Мода накладывает на этот стиль минимальный отпечаток – портнихам не надо менять лекала, только лепить новую фурнитуру, иногда вводить новые ткани и цвета. Когда в моду вошли юбки с разрезом сзади, религиозный мир ответил на этот вызов современности вертикальной складкой – хоть и похоже, да скромно. Несколько лет назад в моде была бахрома – появились костюмы с кокеткой, отороченной бахромой. Через год неактуальная бахрома исчезла. А вот navy look, вошедший в моду во внешнем мире и также быстро списанный на берег, продолжает плавание в религиозном океане. «Адмиральские» пиджаки хорошо сочетаются с сине-бело-золотыми шапочками поверх париков, полосатые тельняшки соответствуют еврейскому духу (евреи любят полосочки издревле, начиная с Йосефа-праведника. Как мы помним из Торы, праотец Яаков подарил своему любимцу Йосефу полосатую одежду, чем вызвал зависть остальных сыновей).

Дамы, предпочитающие партийную броню, и парик носят «броневой» – квадратно-суровое каре, иногда из естественных волос, иногда – из смеси. Смешанные парики – особо жесткие. На даме – броня, а на голове – башня танка.

Туфли такие дамы предпочитают чаще всего без каблука, иногда – на небольшом каблучке, самый популярный фасон – туфли-лодочки. Чулки – неярких тонов и непрозрачные. В «партийную броню» одевается относительное большинство жительниц Бней-Брака.

«Прикинутый стиль»

Широкая романтическая юбка или мягкая узкая, широкая кофта, жилетка короткая или длинная. Все это из мягких цветастых тканей, украшено заплатами, кружевом, вышивкой, вставками из ткани другого цвета. Сочетается с большим платком с бахромой или шляпкой с цветами и лентами. В праздничные дни – бархат, атлас, шелк и их современные заменители. Псевдоатлас и псевдобархат вошли в моду несколько лет назад, но в религиозном мире остались навсегда, ибо напоминают одежду прабабушек. А все, что старинно, то и хорошо. Этот стиль называется на иврите «зарук», от «лизрок» – кидать. Прикид – он и в Африке прикид.

Одеваются так жены религиозных сионистов – «вязаных кип». Одна отдельно взятая религиозная сионистка выглядит в прикиде просто шикарно. Но однажды я видела сто прикинутых дам сразу – на утренней субботней молитве. Было такое ощущение, что в синагогу случайно зашел цыганский табор.

Броня мягка, но танки все же быстры

Израильская религиозная мода

Тоже костюмчик, правда, мягкий, из трикотажа или тонких легких тканей. Он смотрится строго, но не устрашающе. Длинная мягкая юбка, маечка, закрывающая ключицу, кардиган с длинными рукавами или туника, без пуговиц или с оными, на завязочках и без. Такую одежду делает, например, крупная фирма Discreet. Выбор большой: маечки, кофточки и юбочки висят отдельно, можно составить свой комплект. За модой эта фирма следит неукоснительно: к каждому сезону – новая коллекция. Например, несколько лет назад в моде были яркие светлые тона: дико-светло-зеленый, канареечно-желтый, химически-фиолетовый, вызывающе-розовый. Но слишком кричащие краски в религиозном мире – табу. Что же делать? Выход найден простой и эффектный: черная юбка и кофта, но отороченные яркими беечками и украшенные диагональными полосами, которые тоже в моде. И модно, и скромно. Все довольны, все смеются и бегут в Discreet.

На многих лейблах произведений этой марки – сине-белый флаг и надпись для пущей убедительности: «Кахоль вэ-лаван» («Сине-белый»). Патриотический фирменный знак убивает двух зайцев сразу. Во-первых, религиозные сионистки будут довольны. Во-вторых, не надо проверять зимний трикотаж на шаатнез. Шаатнез – это запрещенная Торой смесь шерсти и льна. Израильские производители шаатнез не делают – славная победа государственного раввината.

В мягкую броню одеваются многие сефардские девушки, слегка осовремененные хасидки и литвачки. И автор этой статьи.

Оламозниками (от «а-олам а-зе» – «этот мир») в Бней-Браке называют людей, которые, по мнению окружающих, предпочитают радости этого мира духовной возвышенности мира Грядущего. Вослед такой женщине часто летит презрительное «модернит!» – модерновая. Такая дама ходит с мобильным телефоном, на высоких каблуках, в длинном, до середины спины, парике, в юбке, закрывающей колени, когда оламозница стоит, но предательски ползущей к бедрам, когда она садится. Косметика яркая, а чулки – непременно прозрачные и черные, так что обрисована волнующая линия ноги. Кофточка на такой даме в обтяжечку, хоть и длинная. Короче, все на грани приличия.

Оламозницы пуще всех следят за модой. Когда в моде были прозрачные и кружевные юбки, они надели длинные, до пят, кружева, а под ними – чехол, едва закрывающий колено. Число косых взглядов, брошенных в их сторону «броненосными черепахами», не поддается счету.

ШАС – наш рулевой

Израильская религиозная мода

Сефардку, голосующую за ШАС, всегда можно отличить от всякой другой дщери Востока. Дело в том, что раввин Овадия Йосеф – ярый противник париков. Шасовские сефардки носят вязаные сетки-авоськи на плотном чехле. Лично я пробовала и сломалась на второй день – жарко, как в аду. (Парик нынче делают на прозрачной сеточке, так что голова дышит).

Если на женщину нахлобучена вязаная авоська, то юбка на ней чаще всего черная, узкая, длинная и трикотажная. Вообще шасница предпочитает сочетание черного и белого. В нынешнем сезоне это модно, так что будет им раздолье.

Женщины такого типа любят туфли на высокой платформе или на грубой подошве. Интересно, что эти жуткие чеботы-вездеступы часто носят и модернизированные арабки. Какова этническая подоплека подобного явления, я не знаю. Просто констатирую факт.

Антиквариат

Антиквариатом я называю все, что сохранилось в архаичном районе Меа-Шеарим в Иерусалиме, но почти вывелось в более современном Бней-Браке. Это – мода XIX века. Например, приталенная и расклешенная книзу жилетка или жакет в сочетании с длинной, пестрой и цветастой, чаще гофрированной, юбкой. На голове у такой дамы платок, иногда заранее уложенный в подобие чалмы. Напоминает галицийскую крестьянку или донскую казачку на портрете в краеведческом музее. Лично мне на ум сразу приходят хаты с аистами на крыше, вышитые рушники и половички на глиняном полу. Носить такая красотка станет туфли старинного фасона – на небольшом каблучке, узконосые, с пряжкой. Вкус у многих дам просто отменный – платок делают из той же ткани, что и кофточку. Выглядит это замечательно.

Волосы, разделенные на прямой пробор и заплетенные в две косы, почти исчезли у религиозных девушек. Большая часть их носит сегодня современные стрижки. Если я вижу девушку с двумя косами, заплетенными так туго, что они похожи на шнурки для ботинок, – это залетная птичка. Сатмарская хасидка из Меа-Шеарим.

По материалам www.moscow-jerusalem.ru

С праздником! и с Пятницей.

Сегодня День Ежа. Это уже потом этому дню дали название День Сурка, притянув к нему смысл одноименного фильма. Но меня этот день интересует как День Рождения моей бабушки ИДЫ, мамы моей мамы.

Да, и праздник был якобы зафиксирован в 1886 году ( см. у меня Орден 1886)

Всматриваясь в еe лицо, я не нашла сходство, если не считать прически и овала лица. Свою прическу я изменила и помолодела на 10 лет. Мой сосед и так говорил, что моложе своих лет на 10 лет, а тут, как будто съела молодильное яблочко. Даже прыть заиграла в венах.

ВЕНА, не только город в Австрии, но и в человеке;

Кто о чем, а я все о Венере, которую якобы рисовал Боттичелли.

Боте, напомню, переводится как ВЕСТНИК, к тому же БОТинки имеют такое же начало, а они, как известно, оставляют следы. Какие же следы оставил Вестник БОТЕ на своей картине?

Могоуважаемый в аудитории исскуствоведения Олег Насобин высказал идею, что это вовсе не Венера, а Мария Магдалена, которая прибыла во Францию. Об этом подсказывают нам васильки на даме справа. И действительство, на одном из рисунков французского вельможи я обнаружила опять-таки на Ботинках такие же васильки.

О. Насобин нашел даже перевод, что ВАСИЛЕК это Лилия по французски — де флёр.

Вчера я пыталась найти хоть что-то, чтобы подтвердило мои предположения:

на картине не Венера, не Мария Магдалена, эта версия для тех, кто пытается на мировую арену втащить мифических Меровингов. А кто в этом заинтересован? На картине кто-то другой и эту картину рисовал не Сандро Боттичелли.

По последнему уже есть инфа, что Боттичелли якобы обнаружили и заценили только в 19м веке, потом распиарили в 20м. Не знаю, когда eлита ходила в музеи, но то, что она воровала друг у друга разные оставшиеся в домах убитых и изгнанных со своей родины фамильные истории, альбомы, архивы якобы для будущего поколения и для оправдания своих поступков, а также для заявлений на наследство.

Вот из-за наследства и шли войны. на бумаге. Для этих судебных баталий нужны были законы. Но я не об этом, хотя меня это задевает. Мою семью неоднократно обоворовывали, изгоняли, лишив имущества не один раз, настоящего имени и статуса.

Вчера у меня уже было почти все готово и я принялась оформлять статью. А инфa все шла. Oставив все до следующего раза, я обдумывала, какую цель я преследовала.

В истории с картинами появились несколько известных литературному цеху имен и один из них, а именно последний принц крови семейства КОНДЕ, был моим соседом. Ох, и богатые тута места, скажу я вам.

Э́сте (итал. d’Este, Èste) — одна из древнейших княжеских фамилий Италии, ветвь дома Вельфов.

Жил он в том же городе, где была библиотека. Архивы и книги из этой библиотеки имели свою историю и я о ней писала после приснившегося мне сна с ванной комнатой и книжным шкафом в ней. Этот город был резиденцией иллюминатов. В нем жил их шеф, а его женой была сестра Гёте.

Семейство КОНДЕ имело огромную картинную галерею, собиралось все, что относилось к этому роду, в том числе и картина с Симонеттой Веспуччи-Каттанео-Спинола-Дель Карретто. Многие картины находятся сейчас в замке Шантий.

Коллекцию и архивы после смерти всех наследников семейства Конде представлял уже не член их семьи, а тот, кому «посчастливилось» стать их хранителем. Конечно, со временем они тоже стали называться Конде, иденcифицируя себя с ними.

Однако линия ПРИНЦЕВ КРОВИ была прервана с убийством последнего наследника. Убили его по приказу Наполеона. В инете ходят слухи, что оба были любовниками одной дамы, но, как оказалось, такие сюжеты любят в голиблудском кино.

После смерти последнего принца Конде в 1804 году замок достался герцогу Омальскому; последний завещал его, вместе с драгоценной библиотекой и картинной галереей, Французскому институту. В годы Первой мировой войны Шантийи облюбовал в качестве загородной резиденции маршал Жозеф Жоффр. В замке проводились международные конференции союзников.

Генрих Орлеанский, герцог Омальский (16 января 1822, Париж — 7 мая 1897, Дзукко, близ Палермо) — пятый сын Луи-Филиппа, последнего короля Франции.

От своего крестного отца, последнего принца Конде, благодаря интригам его любовницы баронессы Фешер унаследовал обширные земли и богатое имущество Конде, включая фамильную усадьбу (шато) Шантийи.

Что я хочу этим сказать? То, что многие картины, а это уже вышло в СМИ, подделки, которые сбывают сейчас на мировом рынке. Была ли картина Боттичелли подделкой?

Боттичелли познакомился с Савoнаролой, идеи которого отразились на его работе и состоянии.

Джиро́ламо Савонаро́ла (итал. Girolamo Savonarola, печатался под именем Hieronymo da Ferrara; 1452—1498) — итальянский монах и реформатор 1494—1498 годов.

Родился 21 сентября 1452 года в Ферраре, куда в XV веке прибыли предки Джироламо по приглашению герцогов д’Эсте, которые в то время были там правителями.

Происходил из старинного падуанского рода. Джироламо был третьим ребёнком в семье обанкротившегоcя банкира Николо Савонаролы и его жены, мантуанки Елены Буонокорсси. Его дед, Микеле Савонарола, был известным врачом. Отец Савонаролы готовил сына к медицинской карьере.

ведут происхождение рода от каролингских наместников в Северной Италии. Очень рано они приобрели титул маркграфов (маркизов).
.
Впоследствии, во времена величия фамилии придворные поэты сочинили им генеалогии, которые называли их потомками самого Карла Великого и даже троянских царей.

Савонарола с увлечением прибегал к шпионажу, который при нём заметно распространился во Флоренции.
.
На стороне Савонаролы были люди из простонародья, партия «белых», которых называли «плаксами» (piagnoni).

В конце своей жизни Боттичелли был разочарован и вернулся назад к Христу. Позвольте, а что тогда рисовал он, если не на библейские сюжеты? О ком там шла речь?

Поскольку сегодня Пятница, то проходит в сопровождении юмора:

«Странный разговор велся в одной из фанерных комнат Изогиза.

Редактор. Дорогой Константин Павлович, я смотрел ваш плакат. Одну минутку, я закрою дверь на ключ, чтобы нас никто не услышал.

Художник. (болезненно улыбается).

Редактор. Вы знаете, Константин Павлович, от вас я этого не ожидал. Ну что вы нарисовали? Посмотрите сами!

Художник. Как что? Все соответствует теме «Больше внимания общественному питанию». На фабрике-кухне девушка-официантка подает обед. Может быть, я подпись переврал? (Испуганно декламирует.) «Дома грязь, помои, клоп — здесь борщи и эскалоп. Дома примус, корки, тлен — эскалоп здесь африкен».

Редактор. Да нет. Тут все правильно. А вот это что, вы мне скажите?

Редактор. Нет, вот это! Вот! (Показывает пальцем.)

Редактор. (проверяет, хорошо ли закрыта дверь). Вы не виляйте. Вы мне скажите, что под кофточкой?

Редактор. Вот видите. Хорошо, что я сразу заметил. Эту грудь надо свести на нет.

Художник. Я не понимаю. Почему?

Редактор. (застенчиво). Велика. Я бы даже сказал — громадна, товарищ, громадна.

Художник. Совсем не громадная. Маленькая, классическая грудь. Афродита Анадиомена. Вот и у Кановы «Отдыхающая Венера». Потом возьмите, наконец, известный немецкий труд профессора Андерфакта «Брусте унд бюсте», где с цифрами в руках доказано, что грудь женщины нашего времени значительно больше античной. А я сделал античную.

Редактор. Ну и что из того, что больше? Нельзя отдаваться во власть подобного самотека. Грудь надо организовать. Не забывайте, что плакат будут смотреть женщины и дети. Даже взрослые мужчины.

Художник. Как-то вы смешно говорите. Ведь моя официантка одета. И потом, грудь все-таки маленькая. Если перевести на размер ног, то выйдет никак не больше, чем тридцать третий номер.

Редактор. Значит, нужен мальчиковый размер, номер двадцать восемь. В общем, бросим дискуссию. Все ясно. Грудь — это неприлично.

Художник. (утомленно). Какой же величины, по-вашему, должна быть грудь официантки?

Редактор. Как можно меньше.

Художник. Однако я бы уж хотел знать точно.

Редактор. (мечтательно). Хорошо, если бы совсем не было.

Художник. Тогда, может быть, нарисовать мужчину?

Редактор. Нет, чистого, стопроцентного мужчину не стоит. Мы все-таки должны агитировать за вовлечение женщин на производство.

Художник. (радостно). Старуху!

Редактор. Все же хотелось бы молоденькую. Но без этих. признаков. Ведь это, как-никак, согласитесь сами, двусмысленно.

Художник. А бедра? Бедра можно?

Редактор. Что вы, Константин Павлович! Никоим образом — бедра! Вы бы еще погоны пририсовали. Лампасы! Итак, заметано?

Художник. (уходя). Да, как видно, заметано. Если нельзя иначе. До свиданья.

Редактор. До свиданья, дружочек. Одну секунду. Простите, вы женаты?

Редактор. Нехорошо. Стыдно. Ну ладно, до свиданья.

И побрел художник домой замазывать классическую грудь непроницаемой гуашью.

Добродетель (ханжество плюс чопорность из штата Массачузетс, плюс кроличья паника) восторжествовала.

Красивых девушек перестали брать на работу в кинематографию. Режиссер мыкался перед актрисой, не решался, мекал:

— Дарование у вас, конечно, есть. Даже талант. Но какая-то вы такая. с физическими изъянами. Стройная, как киевский тополь. Какая-то вы, извините меня, красавица. Ах, черт!

«Она была бы в музыке каприччио, в скульптуре статуэтка ренессанс». Одним словом, в таком виде никак нельзя. Что скажет общественность, если увидит на экране подобное?

— Вы несправедливы, Люцифер Маркович, — говорила актриса, — за последний год (вы ведь знаете, меня никуда не берут) я значительно лучше выгляжу. Смотрите, какие морщинки на лбу. Даже седые волосы появились.

— Ну что — морщинки! — досадовал режиссер. — Вот если бы у вас были мешки под глазами! Или глубоко запавший рот. Это другое дело. А у вас рот какой? Вишневый сад. Какое-то «мы увидим небо в алмазах». Улыбнитесь. Ну, так и есть! Все тридцать два зуба! Жемчуга! Торгсин! Нет, никак не могу взять вас. И походка у вас черт знает какая. Грациозная. Дуновение весны! Смотреть противно!

— Отчего я такая несчастная? Талантливая — и не кривобокая?

— В семье не без урода, — сухо заметил режиссер. — Что ж мне с вами делать? А ну, попробуйте-ка сгорбиться. Больше, гораздо больше. Еще. Не можете? Где ассистент?

Товарищ Сатанинский, навесьте ей на шею две-три подковы. Нет, не из картины «Шурупчики граненые», а настоящие, железные.

Ну как, милуша, вам уже удобнее ходить? Вот и хорошо. Один глаз надо будет завязать черной тряпочкой. Чересчур они у вас симметрично расположены.

В таком виде, пожалуй, дам вам эпизод. Почему же вы плачете? Фу, кто его поймет, женское сердце!

Мюзик-холл был взят ханжами в конном строю одним лихим налетом, который, несомненно, войдет в мировую историю кавалерийского дела.

В захваченном здании была произведена рубка лозы. Балету из тридцати девушек выдали:

30 пар чаплинских чоботов 30
30 штук мужских усов 30
30 старьевщицких котелков 30
30 пасторских сюртуков 30
30 пар брюк 30

Штаны были выданы нарочно широчайшие, чтоб никаким образом не обрисовалась бы вдруг волшебная линия ноги.

Организованные зрители очень удивлялись. В программе обещали тридцать герлс, а показали тридцать замордованных существ неизвестного пола и возраста.

Во время танцев со сцены слышались подавленные рыданья фигуранток. Но зрители думали, что это штуки Касьяна Голейзовского — искания, нюансы, взлеты.
Но это были штуки вовсе не Голейзовского.

Это делали и делают маленькие кустарные Савонаролы. Они корректируют великого мастера Мопассана, они выбрасывают оттуда художественные подробности, которые им кажутся безнравственными, они ужасаются, когда герой романа женится. Поцелуйный звук для них страшнее разрыва снаряда.

Ах, как они боятся, как им тяжело и страшно жить на свете!
Савонарола? Или хотя бы Саванарыло?

Нет! Просто старая глупая гувернантка, та самая, которая никогда не выходила на улицу, потому что там можно встретить мужчин. А мужчины — это неприлично.

— Что ж тут неприличного? — говорили ей. — Ведь они ходят одетые.
— А под одеждой они все-таки голые! — отвечала гувернантка. — Нет, вы меня не собьете!

Мадам Эстер и ее детский интернат ( что-то вроде Ордена Эларов)

По материалам truehumor.ru